— Ну, а как быть с тем, как действует смерть на большинство людей? — заговорил Эйнджел под впечатлением слов Рейчел. — От ее угрозы нам сильнее хочется жить и даже трахаться.
Рейчел покосилась на меня и уткнулась в свои запаси.
— Я хочу знать, — продолжал Эйнджел, — что от нас добивается этим тот тип? Думает, мы есть и любить перестанем, если он на смерти зациклился и считает, что загробный мир будет лучше подлунного?
Я снова взял иллюстрацию Пиеты и внимательно рассмотрел ее, задерживаясь взглядом на подробностях изображения тел, тщательно перечисленных внутренностях, и отметил спокойствие на лицах мужчины и женщины. У жертв Странника лица были перекошены болью смертных мук.
— Ему плевать на загробную жизнь, — ответил я Эйнджелу. — Его заботит одно: как бы сильнее напакостить в этой жизни.
Я подошел к окну, где стоял Эйнджел, и тоже посмотрел вниз: по двору, пофыркивая, носились собаки, пахло готовящейся едой и пивом, и мне казалось, что за всем этим я ощущал дух всей проходящей мимо нас людской массы.
— А почему он не тронул нас или тебя? — спросил Эйнджел, обращаясь ко мне, но ответила ему Рейчел.
— Он хочет, чтобы мы его поняли. Все его действия — это попытка привести нас к чему-то. Это его способ общения, а мы аудитория, перед которой он выступает.
— У него нет намерений убить нас.
— Пока, — глубокомысленно изрек Луис.
Рейчел кивнула, глядя мне в глаза, и тихо повторила: «Пока».
Я договорился встретиться позднее с Рейчел и остальными в ресторане «Вон». Вернувшись к себе, я позвонил Вулричу и оставил для него сообщение. Он перезвонил через пять минут и сказал, что приедет через час в бар гостиницы «Наполеон».
Вулрич не заставил себя ждать. На нем были брюки грязновато-белого оттенка, а пиджак того же цвета он нес на руке, но надел его, как только вошел в бар.
— Здесь правда прохладно, или так кажется? — вид у него был сонный, и от него несло так, как будто он давно забыл, что такое душ. Мне вспомнилось, как когда-то при первой нашей встречи на убийстве Дженни Орбах он властно и решительно отобрал инициативу у группы слабо сопротивляющихся полицейских. Теперь от того уверенного решительного Вулрича осталось одно воспоминание. Он постарел и потерял былую уверенность. Меня поразило то, как он изъял бумаги у Рейчел. Раньше Вулрич действовал бы иначе. Прежний Вулрич взял бы их все равно, но предварительно попросил бы разрешения. Он заказал пиво себе и минеральную воду мне.
— Хочешь рассказать, почему ты конфисковал материалы в гостинице?
— Берд, не надо так об этом думать, считай, что я их одолжил, — он отхлебнул пиво и взглянул в зеркало. Собственный вид ему, как видно, не понравился.
— Ты мог бы сначала и попросить, — упрекнул я.
— И ты бы мне все отдал?
— Нет, но я бы объяснил, почему их не отдаю.
— Не думаю, что на Дюрана это произвело бы впечатление. Да и на меня тоже, откровенно говоря.
— Так это приказ Дюрана? Странно. У вас есть собственные аналитики. Почему ты был так уверен, что нам удастся что-то прибавить к их выводам?
Он круто повернулся на стуле и придвинулся ко мне, так что я мог чувствовать его дыхание.
— Берд, я знаю, что ты хочешь добраться до того типа. Тебе нужно его найти из-за того, что он сделал со Сьюзен и Дженнифер, старухой и ее сыном, с Флоренс, Лютис Фонтено и даже с этой мразью — Ремарром. Я пытался тебя держать в курсе дела, а ты лез везде, где можно и нельзя. Рядом с тобой в номере живет наемный убийца, а чем промышляет его приятель, одному Богу известно, и вдобавок твоя знакомая собирает картинки на медицинские темы, как будто это простые этикетки. Ты со мной ничем не поделился: вот я и вынужден был так поступить. Ты считаешь, я что-то скрываю от тебя? Радуйся, что я не отправил тебя отсюда за все фокусы, что ты тут выкидываешь.
— Мне нужно знать, то, что известно тебе, — упрямо заявил я. — Что ты скрываешь насчет этого типа?
Мы сидели, почти соприкасаясь головами, но Вулрич, в конце концов, отодвинулся.
— Я скрываю? Ну, Берд, ты неподражаем! Вот, могу подкинуть кое-что насчет жены Байрона. Интересуешься? Хочешь знать, какой у нее был основной предмет в колледже? Искусство. А дипломную работу она посвятила исследованию искусства эпохи Возрождения и изображению человеческого тела в этот период. Как, по-твоему, могли среди этих изображений оказаться иллюстрации из области медицины? Может быть, ее бывший муженек как раз там и почерпнул кое-какие свои идеи. Как тебе такое предположение?
Он глубоко вздохнул и сделал большой глоток.
— Берд, ты — приманка, подсадная утка. Об этом знаешь ты, и знаю я. И еще мне кое-что известно, — теперь он говорил холодно и жестко. — Мне известно, что и в Мэтери ты отметился. В морге лежит парень с дырой в голове, и полицейские извлекли из памятника позади него. Того места, где обнаружили тело, остатки пули от пистолета «смит-вессон». Может быть, ты расскажешь мне об этой заварухе? И потом, ты был там один, когда началась пальба?
Я промолчал.
— Берд, ты спишь с ней?
Я взглянул на него, но не заметил в его глазах веселого огонька. Они смотрели враждебно и с недоверием. И мне стало ясно, что все, что меня интересовало относительно Эдварда Байрона и его бывшей жены, мне придется выяснять самому. Если бы я его тогда ударил, мы бы сильно помяли друг друга. Я не удостоил Вулрича ответом, а просто поднялся и ушел. И не помню, чтобы я оглянулся.
Такси довезло меня до входа в бар «Вон», что на углу Дофин-стрит и Лессепс. Я заплатил пять долларов за вход и оказался внутри. Там звучала музыка, и столы пестрели тарелками с красной фасолью. Рейчел с Эйнджелом танцевали, а Луис наблюдал за ними со страдальческим видом. Когда я подошел, темп музыки немного замедлился, и Рейчел переключилась на меня. Мы некоторое время потанцевали. Она гладила мое лицо, а я закрыл глаза и не противился. Потом я сидел, потягивая содовую, и думал о своем. Ко мне подсел Луис.