— Очнись, дитя, его мир начинает раскрываться.
Последний вздох отдался у меня в ушах, и вслед за этим воцарились тишина и покой.
Я пришел в себя от стука в дверь. За окном день клонился к вечеру. Я открыл дверь и увидел Туисана. За ним стояла Рейчел.
— Пойдем, пора, — сказал он.
— Я думал, о нас позаботятся полицейские из Нового Орлеана.
— Я вызвался этим заняться, — пояснил он.
Он прошел за мной в комнату. Я бросил в дорожный саквояж бритвенный прибор, закрыл и защелкнул замки. Это был подарок Сьюзен.
Туисан кивнул патрульному из департамента полиции.
— Вы уверены, что все будет нормально? — патрульный был в явном замешательстве.
— Послушай, у полиции Нового Орлеана есть дела поважнее, чем сидеть в няньках, — ответил Туисан. — Я доставлю этих людей к самолету, а ты отправишься ловить разных поганцев. Идет?
Мы молча ехали в сторону Мойсентфилд. Я сидел впереди, Рейчел — сзади. Вопреки моим ожиданиям, Туисан к аэропорту не свернул, а поехал дальше.
— Ты проехал поворот, — удивился я.
— Нет, — ответил Туисан. — Я еду правильно.
Когда клубок событий начинает раскручиваться, все происходит очень быстро. В тот же день нас ждала удача. Каждому когда-нибудь да должно повезти.
На одном из участков в верховьях Гранд-Ривер, рядом с дорогой на Лафайет, велись работы по очистке дна от ила и мусора, и части механизма землечерпалки запутались в ржавеющем на дне клубке колючей проволоки. Проволоку отцепили и попытались вытащить, но в ней застряло еще немало всякой всячины: кандалы рабов полуторавековой давности, рама от старой железной кровати, и масляная бочка с трилистником, удерживавшая проволоку на дне.
Бригада, обслуживающая землечерпалку, сначала отнеслась к находке почти шутливо, вспоминая сообщение о найденной в бочке девушки. В день, когда ее обнаружили, «Таймс пикейун» посвятила этому событию девяносто строк, и во всех сводках новостей только об этом и говорили.
Может быть, члены команды подшучивали друг над другом, когда поднимали бочку, чтобы вытащить проволоку. Возможно, у них поубавилось веселости и они, притихшие, сдерживая нервные смешки, следили, как один из них открывал крышку. Бочка в некоторых местах поржавела, а крышка была не заварена, и, когда ее подняли, поток хлынувшей наружу грязной воды вынес с собой дохлую рыбу и тину. И тогда...
...показались ноги девушки. Испорченные разложением, они были окружены странной восковой пленкой. Тело наполовину оставалось в бочке. Речные обитатели сильно потрудились над телом, но, когда один из рабочих посветил в глубь бочки, он увидел клочья кожи на ее лбу, а зубы девушки, казалось, блеснули ему из тьмы улыбкой.
Когда мы прибыли на место, на берегу было только две машины. Тело достали из воды за три часа до этого. Двое полицейских в форме стояли рядом с потрясенными рабочими, еще трое в штатском — возле тела. Я узнал одного из них, седого с аккуратной короткой стрижкой, одетого в более дорогой костюм, чем остальные. Это был шериф округа Сент-Мартин, начальник Туисана, Джеймс Дюпре. Я видел его в департаменте полиции после смерти Морфи.
Мы вышли из машины, и Дюпре сделал нам знак подойти. Рейчел немного замешкалась, но тоже направилась к телу. Более спокойного места преступления мне видеть не доводилось. Даже последующее появление медэксперта не разрушило впечатления.
Дюпре достал из кармана синтетические перчатки, и, надевая их, старался не коснуться наружной стороны. Я отметил про себя, что ногти у него очень короткие и очень чистые, хотя и без специального ухода.
— Хотите посмотреть поближе? — спросил он.
— Нет, — отказался я. — Я уже насмотрелся.
Гнилостный дух от ила и тины, поднятых со дна землечерпалкой, перебивал смрад от трупа девушки. Кружившие над извлеченным мусором птицы выискивали дохлую и полуживую рыбу. Один из рабочих сунул сигарету в рот, поднял камень и запустил им в здоровенную серую крысу, копошившуюся в грязи. Он промахнулся, и камень врезался в грязь с сочным чмоканием, с каким кусок мяса падает на колоду мясника. Крыса бросилась наутек. Работа землечерпалки согнала грызунов с гнезд, и растревоженные зверьки метались, налетая друг на друга и кусаясь. Другие рабочие также стали кидать камни в суетящуюся живность. Большинство оказалось более меткими, чем их товарищ.
Дюпре щелкнул золотой зажигалкой. Курил он дорогие «Житан». Никогда раньше я не видел у полицейских такую роскошь. Ветер бросил крепкий и едкий дым мне в лицо. Дюпре извинился и встал так, чтобы меня не обкуривать. Такая исключительная чуткость меня озадачила, и мне еще сильнее захотелось узнать, почему вместо аэропорта я оказался здесь в этом месте.
— Я слышал, что вы выследили в Нью-Йорке убийцу детей, некую Модин, — наконец заговорил Дюпре. — Спустя тридцать лет сделать это — дело нешуточное.
— Она допустила промах, — объяснил я. — Они все в конце концов совершают ошибки. Надо просто оказаться в нужном месте в нужное время и воспользоваться ситуацией — вот и все.
Он склонил голову набок, словно не был вполне согласен с таким объяснением и в то же время хотел немного поразмыслить на этот счет, чтобы составить более точное представление обо мне, затем еще раз глубоко затянулся. Сигареты принадлежали к дорогому элитному сорту, но своей манерой курить Дюпре напомнил мне, как курили рабочие нью-йоркских доков. Они зажимали сигарету между большим и указательным пальцами, прикрывая огонек ладонью. Привычка держать сигарету подобным образом приобретается в детстве, когда курение еще запретное удовольствие и за такое занятие от отца можно получить увесистую затрещину.